Пётр Кобозев. Комиссар, который не хотел крови.

Чья нынче власть?

В октябре 1917 года в общественной жизни Оренбурга происходили не слишком заметные события. Самуил Цвиллинг выступал на митингах. Александр Коростелёв – в горсовете. Александр Дутов принимал дела в Оренбургском казачьем войске, серьёзной боеспособной военной организации, особо значимой в военное время: на западных границах шла Первая мировая война.

В середине октября Дутов поехал в Петроград сдавать полномочия руководителя Общеросийского союза казаков, ради службы выборным войсковым атаманом. От председателя Временного правительства Александра Керенского получил внеочередное звание полковника. И, вернувшись утром 26 октября (здесь и далее – по старому стилю), первым в губернии получил известие о совершённом в Петрограде большевиками государственном перевороте. Тут же издал приказ по войску о взятии на себя всей полноты ответственности за власть в Оренбургской губернии. И вместе со всеми замер в ожидании того, что будет дальше.

А через две недели прибывший из Петрограда Самуил Цвиллинг с мандатом губернского комиссара, подписанным самим Львом Троцким (кстати, именно Троцкий, а не Ленин был фактическим руководителем восстания, Владимир же Ильич больше теоретизировал). Цвиллинг собрал реввоенсовет и в ультимативной форме потребовал от атамана сложить свои полномочия, передав ему, Самуилу, всю полноту власти в губернии.

Ситуация выглядело даже в чём-то комично: 26-летний младший унтер-офицер Самуил Цвиллинг, с позором дезертировавший с германского фронта, потребовал от дважды фронтовика, 38-летнего казачьего полковника, войскового атамана Александра Дутова сдать власть.

Разумеется, Цвиллинг был арестован вместе со своими товарищами. Ирония судьбы: Дутов поначалу даже не воспринял Самуила всерьёз, как настоящего революционера. Он приказал отправить его в Верхнюю Павловку, куда обычно высылали смутьянов, возмутителей спокойствия и сектантов. Но через 10 дней Цвиллинг сам попросился к остальным большевикам, находившимся в общей камере оренбургского тюремного изолятора. Ещё через некоторое время все большевики дружно сбежали из тюрьмы. Судя по тому, как свободно они вели себя в камере, как запросто им передавали с воли продукты и записки, как легко им удалось обхитрить охранников, можно предположить, что военные власти попросту закрыли глаза на готовящийся побег. Дутову было выгодно, чтоб Цвиллинг с Коростелевым увели возмутителей спокойствия из белого Оренбурга в красный Бузулук к чрезвычайному комиссару «Степного края» Петру Кобозеву.

Наш паровоз вперед лети!

Петр Алексеевич Кобозев был самой необычной фигурой среди оренбургских революционеров. Во-первых, он отличался возрастом, был старше Коростелева - на 9 лет, на 13 – Цвиллинга. Даже Дутов был моложе его на год. В 1917-м самому многоопытному из всех деливших власть в губернии Петру Кобозеву было 39 лет!

Петр Алексеевич родом был из семьи железнодорожника Рязанской губернии. Учился в Московском техническом училище и Рижском политехническом институте. Отовсюду вылетал за революционную деятельность, но образование получил. Служил инженером-технологом на железной дороге в Латвийском крае. Руководил Рижским комитетом РСДРП(б). В 1915 году, когда немецкие войска рвались на Петроград, был сослан из прифронтовой Прибалтики в Оренбург.

У нас грамотные люди ценились, и Кобозев два года работал по специальности на железной дороге. Кроме того, входил в комиссию по строительству бараков для беженцев. Награждался за аккуратное, особенно - по финансовой части, ведение дел. Несмотря на большую семью (9 человек детей), не бедствовал, отсылал деньги в помощь нуждающимся. Оставался большевиком. После Февральской революции Петр Алексеевич был избран комиссаром Ташкентской железной дороги, где, собственно, и работал. С мая 1917-го перебрался в Петроград, где занимал должность члена городской управы и главного инспектора Министерства путей сообщения во Временном Правительстве. Принял участие в Октябрьском вооруженном восстании. Получил вслед за Цвиллингом мандат на управление не только Оренбургской губернией, но и всем «Степным краем» от Каспия до Западной Сибири.

Кобозев был не только умным человеком, но и тонким дипломатом. Поэтому мандат прозорливо подписал и у теоретика революции Ленина-Ульянова, и у её практика и непосредственного исполнителя Троцкого-Бронштейна. После чего попросил денег для организации работы на подведомственной территории. Ленин отправил Кобозева к Троцкому, а тот в свою очередь достал из ящика письменного стола что-то около десяти рублей, чего не хватило бы даже на обратный билет. И в Оренбург новоявленный комиссар поехал по своему служебному железнодорожному удостоверению.

15 ноября 1917 года, в момент попытки Цвиллинга захватить власть в Оренбурге, опытный Кобозев пережидал события в Бузулукском отделении железной дороги, в своем рабочем кабинете. Арест единомышленников не застал его врасплох: в течение месяца, пока они сидели в общей камере, Кобозев аккуратно готовил к предстоящим боевым действиям самодельный бронепоезд, обшивая пассажирские вагоны стальными листами. Вырвавшиеся в декабре 1917-го на свободу Цвиллинг и Коростелев обрадовались и бронепоезду, и собранным Кобозевым отрядам красногвардейцев, которые по указанию Ленина прибыли из центральной России на борьбу с казачеством. И потребовали немедленно штурмовать Оренбург. Но воевать ни тот, ни другой не умели. А потому, как ни поливали огнем пушек ближайшие к железной дороге казачьи станицы, но от Каргалы бежали обратно в Бузулук.

Кобозев успокоил молодых горячих революционеров, предложил накопить силы, набрать добровольцев в красные отряды, запастись оружием и боеприпасами. А за всем этим делегировал Цвиллинга в Челябинск, - провести мобилизацию уральских рабочих и встретить «Летучий отряд» моряков Балтики. Этот отряд на настоящем, а не самодельном бронепоезде под руководством 20-летнего мичмана Сергея Павлова уже проутюжил другие города, устанавливая там советскую власть.

Бронебойным, пли!

Вот с этой задачей Цвиллинг справился блестяще: что-что, а говорить с трибуны он умел. В итоге не только собрал в Екатеринбурге и Челябинске около трех тысяч солдат и ополченцев, но и организовал митинг на челябинском вокзале. Умудрился собрать с митингующих по рублю и привез в Бузулук помимо солдат, матросов, винтовок, пулеметов еще и две с половиной тысячи ассигнациями "на революцию".

Тем временем из Самары подтянулись отряды Василия Блюхера вместе с анархистами и прочими «попутчиками», вроде отряда Маруси, готовыми грабить богатый губернский город. Теперь эта армия из восьми тысяч штыков с дальнобойными орудиями мичмана Павлова могла атаковать Оренбург. У Дутова было меньше трёх тысяч сабель. Боеспособное казачье население находилось на германском фронте: немцы наступали на Петроград. Ещё часть казаков оставалась в станицах, выжидая, чья возьмёт.

В Оренбурге дислоцировался Первый казачий полк, 16-летние юнкера и отряды прибывших в город станичников, вооруженных охотничьими ружьями. Огнестрельное оружие оставалось в арсенале. Бронепоезд на своем пути не щадил никого. По свидетельству красного комиссара Машина, прошедшего на нём вместе с Блюхером, Павловым и Кобозевым: «Ненависть крестьян и станичников к железной дороге была такова, что они не только разбирали рельсы и шпалы, но и иногда разрывали насыпь». (Заметим, было это в начале января 1918 года, когда морозы сковывали землю железным панцирем.) Но железнодорожники чинили путь, и эшелоны двигались вперед. При этом Цвиллинг, отметивший в том походе свой 27 день рождения, из руководителей сместился на ступень ниже, оказавшись рядовым комиссаром небольшого подразделения. Ну, не умел он воевать!

Быть может, потому что гражданская война у нас ещё практически пока не началась, обе стороны вели себя по-джентльменски. От Переволоцкой Кобозев послал Дутову ультиматум с требованием оставить город, дабы не разрушать его. Атаман, как видно, тоже не хотел крови. Он понимал, что красной армии нужна дорога в Среднюю Азию. К тому же, оренбургские рабочие открыто симпатизировали большевикам, а жадное купечество до последнего не верило в серьёзность происходящего и вовремя не помогло казакам деньгами для закупки оружия.

Последней каплей для Дутова стало предательство со стороны оренбургских мусульман, с которыми у него всегда были хорошие, взаимно уважительные отношения. За день до подхода красных, 17 января 1918 года, оружейные склады (арсеналы) были захвачены мусульманами города, которым большевики пообещали создание при новой власти своей национальной автономии.

Не видя поддержки у населения, Дутов вывел из Оренбурга остатки казачьего полка маршем на Верхнеуральск. Ополченцы вернулись в станицы. Город был сдан.

Сам Кобозев не остался в Оренбурге, он стремился в Среднюю Азию. По заданию Ленина с чемоданом денег он должен был доехать через Ташкент, Ашхабад и Каспий до Баку, чтобы национализировать нефтепромыслы и обеспечить доставку нефти из Баку в Самару. Сначала – морем до Туркестана, затем – по железной дороге через Ташкент и Оренбург. Его последующая жизнь сродни авантюрному роману: национализация ташкентских хлопковых заводов, бакинских нефтепромыслов, активное участие в гражданской войне, улаживание конфликта Чапаева с реввоенсоветом, фронты в Поволжье, в Сибири, на Дальнем Востоке. И везде в его специальном личном вагоне, в котором он передвигался по стране, находилась вся его большая семья, жена и девять детей. Но в Оренбурге Пётр Алексеевич с января 1918-го больше не появится.

А город запомнит его и атамана Дутова, как двух противников, сумевших договориться о том, чтобы не разрушать Оренбург и не уничтожать артиллерией его мирное население.