Posted 3 декабря, 08:16
Published 3 декабря, 08:16
Modified 3 декабря, 08:16
Updated 3 декабря, 08:16
Новое исследование, опубликованное в журнале PLOS Biology, показывает, что человекообразные обезьяны, такие как гориллы, шимпанзе и орангутаны, способны различать агента и пациента в наблюдаемых событиях, как и люди. Это открытие имеет значение, так как разделение событий рассматривается как основа уникальных человеческих способностей.
Понятия «агенс» и «пациенс» схожи с лингвистическими терминами «субъект» и «объект», и ученые считают, что когнитивный механизм для этого разделения лежит в основе синтаксиса языка. Ведущий исследователь Ванесса Уилсон и ее команда изучают взаимосвязь между декомпозицией событий и языком, пытаясь выяснить, зависит ли наша языковая способность от умения разделять события или наоборот.
Чтобы ответить на этот вопрос, команда показывала обезьянам серию видеороликов и отслеживала движения их глаз во время просмотра. Они обнаружили, что, как и у людей, внимание обезьян переключалось между субъектом и объектом, что свидетельствует о том, что они способны различать их. Это говорит о том, что способность разделять события на составляющие появилась первой и служит когнитивной основой для языка.
Как и многие другие животные, обезьяны активно общаются друг с другом, и их способы общения поразительно похожи на человеческие: они издают звуки по очереди, перебивают друг друга и обладают индивидуальными голосами. Тем не менее, их общение не достигает сложности, характерной для человеческого языка.
Способность к более эффективному общению могла бы дать эволюционное преимущество. Если у обезьян есть когнитивная основа для развития языка, почему они этого не сделали?
Уилсон объясняет, что ответ на этот вопрос остается неясным.
— Одно из предположений заключается в том, что наше социальное познание сыграло важную роль в развитии человеческого языка. Наша потребность в социальном взаимодействии привела к тому, что мы начали воспринимать и осмыслять мир вовне, — говорит ученый.
У людей также значительно более крупный мозг, чем у наших ближайших родственников-приматов. Одна из теорий гласит, что наши сложные социальные взаимодействия, в которых язык играет ключевую роль, являются, по крайней мере, одной из причин этого. Это еще один вопрос о том, что появилось раньше: развился ли у нас большой мозг, чтобы облегчить использование языка, или мы смогли развить язык благодаря большому мозгу?
— Одна из теорий эволюции синтаксиса предполагает, что увеличение наших вычислительных способностей привело к тому, что мы научились формировать сложные выражения, которые мы выражали с помощью речи. Так что определенно есть основания полагать, что размер мозга играет в этом роль, — говорит Уилсон.
По ее словам, если более крупный мозг был полезен для вычислений, которые привели к появлению языка, то, вероятно, существовало давление отбора, которое продолжало увеличивать размер мозга и коммуникативную сложность в своего рода цикле обратной связи, где требования языка нуждаются в увеличении размера мозга, а увеличение размера мозга полезно для языка.
В статье также отмечается другая возможность. В то время, как другие животные могут быть «способны к разделению событий на части, как это делают люди», у них просто «нет мотивации или ресурсов, чтобы сообщать о взаимоотношениях между субъектом и объектом». Это поднимает вопрос о том, почему у древних людей была такая мотивация: как и почему язык развился из более простых способов коммуникации, таких как простое хватание гориллы за руку и указание в сторону еды?
Уилсон говорит, что, опять же, одна из теорий заключается в том, что наше социальное познание может дать ответ, «выводя нас за рамки общения об отдельных объектах (таких как сигналы тревоги, характерные для конкретного хищника, или призывы к еде) к общению о взаимодействии различных объектов».
Вопрос о том, когда общение становится языком, остается предметом спора между лингвистами и биологами. Уилсон отмечает особенности, отличающие человеческий язык: композиционность — способность соединять слова в комбинации с новым значением, и рекурсия — способность формировать вложенные структуры, что считается основой синтаксиса. Исследования показывают, что различие между человеческой и животной коммуникацией скорее в степени, чем в качестве, и наше понимание факторов, влияющих на коммуникативную сложность, очень ограничено.
Ранее мы писали, что датские ученые собрали огромную фонотеку, состоящую из 10 833 записей звуков, издаваемых дельфином по прозвищу «Делль». Однако, несмотря на это, они так и не смогли понять, что стоит за его невероятной разговорчивостью. Подробности в материале 56orb.