Казаки нам не власть, комиссары не те! Как Оренбург отнёсся к революции?

Казачья власть

События, происходившие в Оренбурге ровно сто лет назад, со временем возвращаются во вновь открывающихся архивных документах. Горожане того времени, заставшие перелом эпохи, не были готовы к такому перевороту в собственном сознании.

Мы знали, что в Оренбурге все революционные события октября 1917 года проходили под надзором казачьего атамана Александра Дутова. Нас уверяли, что это главный контрреволюционер, незаконно захвативший власть в городе и войске.

На деле атаман Дутов был совершенно законно избран большим кругом Оренбургского казачьего войска. В ночь большевистского восстания в Петрограде прибыл в Оренбург из столицы, от Керенского, сложив там свои полномочия руководителя всероссийского Союза казачьих войск. И первой информацией, полученной после прибытия с вокзала, стала телеграмма о том, что Керенский свергнут мало кому известными большевиками Лениным и Троцким.

Военным, тем более штабистам, было известно, что большевиков перебросили из Швейцарии в Россию через воюющую с нами Германию. Офицеры были уверены в финансировании этой партии немцами – тогдашними врагами России. Им докладывали, что у большевиков нет такой народной поддержки масс, как у других партий, выступающих не за мирную сдачу российских территорий, а за военную победу над Германией.

Не монархист, но социалист

Какая должна была быть реакция у дважды фронтовика, политика, руководителя громадного казачьего войска полковника Дутова? Разумеется, приложить все силы, чтоб не допустить беспорядков в своём родном Оренбурге.

Потому его первый приказ по войску от 27.10.1917 звучал так:

"В Петрограде выступили большевики и пытаются захватить власть, таковые же выступления имеют место и в других городах. Войсковое Правительство считает такой захват власти большевиками преступным и совершенно недопустимым... Войсковое правительство впредь до восстановления власти Временного правительства и телеграфной связи с 20 часов 26-го сего октября приняло на себя всю полноту исполнительной Государственной власти в войске".

Казаки, как люди военные, прекрасно понимали обстановку в стране во время боевых действий, идущих в это же время на фронтах Первой мировой. И у Дутова позиция по поводу большевиков, раскачивающих нашу общую лодку, была определённая.

Открывая через месяц, 7 декабря, 2-й очередной войсковой круг Оренбургского казачьего войска, он говорил:

"Ныне мы переживаем большевистские дни. Мы видим в сумраке очертания царизма, Вильгельма и его сторонников. И ясно и определенно стоит перед нами провокаторская фигура Владимира Ленина и его сторонников: Троцкого-Бронштейна, Рязанова-Гольденбаха, Каменева-Розенфельда, Суханова-Гиммера и Зиновьева-Апфельбаума. Россия умирает. Мы присутствуем при последнем её вздохе. Была Великая Русь от Балтийского моря до океана, от Белого моря до Персии, была целая, великая, грозная, могучая, серая земледельческая трудовая Россия, - нет её".

Самый поверхностный взгляд на выступления этого политика в конце 1917 года моментально развенчивает мифы советских историков, называвших его монархистом и контрреволюционером. На самом деле Дутов был как раз противником монархии и сторонником Февральской революции, как, впрочем, и большинство тогдашних жителей нашей страны.

Кстати, казаки его на том же войсковом круге жёстко критиковали за авторитарные методы управления, но вновь избрали атаманом, понимая, что по-другому справиться с ситуацией того времени было практически невозможно.

Большевистские расклады

А что же оренбургские большевики?

К ноябрю 1917-го в нашем городе, несмотря на откровенно антибольшевистские настроения его казачьего и чиновничьего населения, эту партию поддерживали рабочие окраины. Особенно в железнодорожных мастерских и на заводе «Орлес».

По-кулацки зажиточный, крепкий и работящий Форштадт был за твёрдую власть, закон и порядок. Бедный, обиженный и спивающийся Шанхай – за перемены, дающие хоть какие-то перспективы.

При этом рабочие окраины митинговать не умели, речей не произносили. Да и бастовать побаивались. Во-первых, у нас и своих безработных на тот момент было достаточно. Уволят одного - найдут другого. А во-вторых, Главные железнодорожные мастерские относились к фактически военному ведомству. За стачку, из-за которой могло сорваться движение воинских эшелонов во время войны, можно было не только в тюрьму угодить, но и попасть под трибунал. С самыми жёсткими последствиями.

Но тем не менее большевикам было на кого опереться в губернской столице. А в горсовете их интересы вообще представлял сам председатель совета Александр Коростелёв. Большинства у него не было, зато было умение лавировать между представителями разных партий – эсеров, эсдеков, кадетов, монархистов и так далее, умело стравливая их друг с другом.

Были у большевиков и более серьёзные фигуры. Такие, как, например, железнодорожный чиновник Пётр Кобозев, получивший после февральской революции должность в министерстве путей сообщения. Он хоть и уехал в Петроград, но не терял контакта с местными товарищами. И, как бы представлял интересы оренбуржцев на федеральном уровне.

Или наиболее яркий и решительный молодой большевик - 26-летний Самуил Цвиллинг, впервые появившийся в Оренбурге в середине сентября. Он постоянно держал связь и с челябинскими, и с екатеринбургскими товарищами. И в Питере у него явно были завязаны какие-то свои узелки, о которых никто ничего не знал, но все полагали, что связи были солидные.

Загадочный мандат

Цвиллинг прибыл из Питера через неделю после произошедших там событий, 4 ноября. Товарищам рассказал, что был их участником. Насчёт штурма Зимнего Цвиллингом ни в чьих воспоминаниях упоминаний нет. А вот по поводу того, что он был участником Всероссийского съезда советов, где Ленин провозгласил победу социалистической революции, Цвиллинг говорил охотно.

И вообще все оренбургские большевики были уверены, что Цвиллинг прибыл из столицы с мандатом губернского комиссара, подписанным самим товарищем Троцким.

Честно говоря, так утверждали и историки советской поры, и более поздние исследователи того времени. Но когда в только что вышедшей книге профессора Сафонова «Факел над бездной» прозвучала мысль, что никто того мандата не видел, исследователи вдруг осознали, что его и правда не было в натуральном виде. То есть упоминания о том, что кто-то из близких товарищей Цвиллинга видел его мандат, прозвучали лишь в 1966 году и были обнаружены позже среди архивных документов. А до этого никто вообще не вспоминал, как мандат Цвиллинга выглядел и чья там была подпись.

Это даёт нам возможность предположить, что Цвиллинг вернулся в город без необходимого документа, но со святой верой в то, что лучше него здесь комиссара не будет.

Политическая ситуация

Кстати, на тот момент должность губернского комиссара выполнял, и довольно успешно, представитель партии эсеров Николай Васильевич Архангельский. По взглядам он был социалистом, выступал за изъятие земли из рук частных владельцев, настаивал на принадлежности земли народу, считал, что она должна быть в руках крестьян и казаков по трудовой норме. Твердо выступал против использования наемного труда.

О демократичном подходе губернского главы к людям говорит один случай из воспоминаний наших революционеров. Когда Цвиллингу, ещё до октябрьских событий, было необходимо провести митинг в зале общественного собрания, а его как нарушителя спокойствия уже запретили пускать в приличные заведения, Цвиллинг запросто позвонил Архангельскому. Оренбург к тому времени был неплохо телефонизирован.

Представьте, как бы сейчас местный оппозиционер обратился напрямую к областному руководителю и сказал, что вместе с товарищами мокнет под дождём. Неужели нельзя зайти внутрь здания? Архангельский чуть помялся, но согласился впустить большевистскую группу.

А теперь представьте себе: в столице власть захватила немногочисленная, но агрессивная оппозиция. На границах государства идёт большая война. Губерния в тылу, но, чтобы сохранить порядок, местный военачальник объявляет военное положение. Интеллигентный политический руководитель передаёт ему бразды правления, оставаясь при нём гражданским управленцем.

Самодостаточная губерния фактически уходит в автономное плавание, ожидая проведение учредительного собрания, которое, как считают все, расставит по местам все органы государственной власти. И никто не верит в то, что большевики с их госпереворотом - это надолго.

Волна недовольства

Волна, которую поднял Цвиллинг, вернувшийся из Петрограда, прошлась по Оренбургу с 4 по 15 ноября 1917 года.

Цвиллинг выступил в цирке с двухчасовым докладом о том, что в центре уже установлена власть советов рабочих и крестьян, что надо срочно свергать местное руководство, и так далее.

Большевики отправили своих агитаторов по полкам, разъясняя уставшим солдатам, что в центре Ленин отменил войну декретом. И если они хотят не дезертировать, а демобилизоваться, надо срочно установить ту же власть в губернии.

В большевистской газете «Пролетарий», редактором которой был Коростелёв, подготовили к публикации материалы о «военной диктатуре» атамана Дутова. И только арест тиража и рассыпанный набор третьего номера остановил возможные беспорядки.

В ночь на 7 ноября были арестованы 6 руководителей большевистской организации в Оренбурге и высланы в две казачьи станицы.

8 ноября в городе был создан Комитет спасения Родины и революции, куда вошли наиболее заметные фигуры того времени. При его формировании социалисты под руководством городского головы эсеры Барановского объяснили аресты рабочих лидеров тем, что, помимо призывов к свержению власти и агитацию солдат 25-тысячного Оренбургского гарнизона, властями был обнаружен прибывший в Оренбург из Казани вагон с ручными гранатами. А из Ташкента к Оренбургу подтягиваются эшелоны большевистских войск.

А главное, чем объяснялся арест шестерых большевиков, было «заявление, сделанное губернскому комиссару прибывшим из Петрограда большевиком Цвиллингом, о том, что он командирован для организации новой власти и что боевые действия большевики считают открытыми».

Кстати, Цвиллинг в число арестованных как раз и не попал.

Караван-сарайский штаб

В ответ на эти аресты 9 ноября впервые забастовали рабочие железнодорожных мастерских и депо. Стачком обосновался в кабинетах Караван-сарая, который к тому времени стал громадным помещением для самых разных офисов, а также квартир некоторых служащих.

12 ноября в Оренбург из Петрограда прибыл Пётр Кобозев и зримо продемонстрировал реальный мандат комиссара «Степного края», дававший полномочия не только на руководство губернией, но и Тургайским уездом.

Кобозев предупредил товарищей о том, что ещё должен вернуться в Самару, собрать силы и оружие. Товарищи, в первую очередь Цвиллинг, буквально настояли, чтоб Кобозев срочно выехал назад, даже не успев повидаться с женой.

Почему? Тот же историк Сафонов в книге «Факел над бездной» предполагает, что Цвиллинг таким образом мог устранить конкурента. Особенно если предположить, что мандата у самого энергичного бунтаря в нашем городе вообще не было. А на слово ему верили все, даже враги.

Как бы то ни было, а 14 ноября Цвиллинг собрал заседание совета в одном из помещений Караван-сарая. Потребовал немедленного признания советской власти. Разругался с меньшевиками и эсерами. Дождался их ухода, переизбрал совет, включив туда, в основном, большевиков.

Новый совет избрал Военно-революционный комитет под председательством Самуила Цвиллинга, вошедшего туда «от рабочих». Хотя никогда он рабочим не был. В лучшем случае заводским счетоводом.

Штабом ВРК был назначен Караван-сарай, где происходило заседание. Оттуда в полки гарнизона полетели приказы о безусловном подчинении ВРК. О назначении новым начальником гарнизона даже не офицера, а вольноопределяющегося. У дверей помещения ВРК был поставлен свой караул из 15 вооружённых человек.

Цвиллинг приказал привести в боевую готовность войска гарнизона, разослать в полки комиссаров. А Дутову послать ультиматум – немедленно сдать всю власть ВРК.

Тёплая хата и ужин вместо мятежа

По большому счёту атаману Дутову было невыгодно арестовывать большевиков накануне всеми ожидаемого учредительного собрания. Но когда они создали свой ревком и поставили ультиматум, деваться было некуда.

Уже ночью казачий наряд по приказу Дутова нагрянул в Караван-сарай и арестовал всех заговорщиков. Вооружённый караул казачьей сотне сопротивления не оказал.

Советские историки утверждали, что казаки якобы избивали большевиков при аресте. Полагаю, что количество тумаков было прямо пропорционально сопротивлению заговорщиков. «Отрываться» на своих соседях казакам смысла не было. Но и уговаривать либеральную общественность они не умели. Сказано – иди, пойдёшь. А не сможешь – пинком поможем.

По нынешним меркам отношения военных властей к участникам заговора может показаться странным. Их не кинули в арестантскую тюремного замка. Не заперли в полицейском «обезьяннике». А распределили по казачьим станицам.

Цвиллинг вместе с большевиком Корниловым оказался в станице Павловской. И хоть он сам утверждал, что это казачье начальство собиралось отдать их на растерзание казакам-станичникам. Что он ждал самосуда. Что условия были немилосердно жестокими (в доме, где их разместили, было холодно). Но растопили печку, и стало тепло. Приготовили выданные продукты, стало сытно.

Ни казакам, ни руководству губернии, войска, - никому в тот момент не было выгодно хоть как-то расправляться с большевиками. Да и не начиналась у нас ещё гражданская война.

Губерния обеспечивала себя практически всем необходимым. Власть в столице считалась нелегитимной. Жители Оренбуржья ждали выборов в Учредительное собрание. Кто ж тогда мог подумать, что большевики их попросту сорвут и начнут гражданскую войну, чтоб захватить власть военным путём.

Кстати, вооружённые солдаты Оренбургского гарнизона поначалу хотели идти на выручку членам ВРК в ответ на их призыв. Но Дутов объявил солдатам демобилизацию. Те быстро сдали оружие в арсеналы и, радостные, разъехались по своим деревням, рассчитывая, что большевики, как обещали, разделят им помещичью землю.

Цвиллингу с Коростелёвым оставалось только ждать, сидя по тёплым избам казачьих станиц под местным караулом.